Сергей СОСЕДОВ: «Музыка, которая нужна для моего мира, для моего душевного состояния, уже давно написана…»

17. января 2013 | От | Категория: Рекомендуем прочесть

Российский музыкальный критик Сергей Соседов, ставший популярным в Украине благодаря участию в шоу «Х-фактор», рассказал о том, как изменилась его жизнь в связи с участием в шоу, кем он хотел быть в детстве, чего ему не хватает для полного счастья, и о многом другом.

— Сергей, расскажите, пожалуйста, как Вы попали на украинский «Х-фактор»?
— Мне позвонили с украинского канала СТБ и позвали на кастинг «Х-фактора» на роль члена жюри. Это был или март, или апрель 2010 года. До того момента я ничего не знал ни о канале, ни о самом шоу. Я приехал на кастинг, когда там уже были Игорь Кондратюк, Тина Кароль. После него уехал домой в Москву. Через некоторое время меня пригласили еще на один кастинг. К тому времени там уже появились Серега и Джамала. Это был такой своего рода мини-«Х-фактор». Были приглашены певцы, которые уже где-то светились или которые только хотели начать карьеру певца, а мы сидели и комментировали их выступления. Среди судей были распределены роли. Мы должны были быть все разные. И это было принципиально. У каждого члена жюри должен был быть свой образ и свое лицо. Кто-то более строгий, суровый, кто-то, как я, более эксцентрический, где-то непредсказуемый. Должны были быть интересные диалоги, даже споры между судьями. Чтоб это было интересно, не сухо, чтоб не просто шли комментарии типа «хорошо спел» или «так себе», а чтобы был какой-то разбор. Я всегда разбирал с точки зрения вокализации, вокальной подачи, с точки зрения образа, донесения слов, то есть участник должен суметь преподнести песню как свою. Ведь по условиям «Х-фактора» можно петь только уже известные песни, свои петь нельзя. Это очень серьезная проверка артиста на индивидуальность — спеть известную песню так, чтобы она прозвучала по-новому, с новыми красками и оттенками: вокальными, смысловыми. С этой точки зрения я и разбирал выступления конкурсантов.

— Кастинги судей были каждый год?
— Нет, только первый сезон. Потом со мной подписали договор на три года. Кстати, с мужчинами-судьями определились довольно быстро. Трудней было найти певицу-судью. Перепробовали многих. Елку взяли уже в самый последний момент, и она идеально вписалась в наш коллектив.
– Сергей, Ваша жизнь как-то изменилась в связи с участием в шоу?
— Мне пришлось оставить работу в Москве. Дома я стал бывать редко. Между эфирами можно было уехать на пару дней. Когда шоу покинула моя подопечная Юлия Плаксина, я уехал в Москву на целых четыре дня. Но у меня уже в Украине друзей больше, чем в Москве.
— Как Вы сами относитесь к критике? Насколько для Вас важно мнение окружающих?
— Мне важно их мнение, но только тех людей, которым я доверяю. А на то, что, зачастую, пишут в Интернете, я не обращаю никакого внимания. Это даже не критика, а желчное изливание негатива неудовлетворенных жизнью людей, которые, не зная человека, могут навесить на него столько всяких ярлыков… Меня это всегда возмущало. Это — не мнение аудитории, а мнение полутора-двух процентов людей, которые привыкли винить в своих бедах всех, кроме себя. Они живут не своей жизнью, а жизнью других, мало общаются в реальном мире, мало читают, смотрят всевозможные шоу и пишут везде свои отзывы. Нормальный человек посмотрел шоу и занялся своими семейными бытовыми делами. А такой сразу сел за компьютер и давай строчить: «Опять этот Соседов, грузит всех, надоел уже», «Опять этот Литвинкович – петь не умеет, позор вокального шоу, выгнать его вон!» (смеется. – Авт.). Это пишут внутренне несостоятельные люди. Поэтому их мнение в расчет не принимается. Чтобы узнать мнение больших масс, должен быть социологический опрос. Тогда это будет объективно. И то там есть небольшая погрешность. Иногда меня подобная критика веселит, иногда – удивляет, иногда – возмущает. И даже на сайтах некоторые журналисты пишут обо мне всякую чушь: ага, на этом канале его нет, значит, делают они вывод, с Соседовым разорвали или не продлили контракт. А то, что контракта и не было – им невдомек! Там не подписывают контракты, там нет договорной системы! Я диву даюсь, откуда такая информация?! И именно потому, что я не связан договорами или обязательствами, я могу не пойти на тот или иной эфир. Поэтому такая критика для меня не является авторитетной.

— Какой проект Вам нравится больше, если сравнивать, например, «Ты — суперстар» на канале НТВ или «Х-фактор»? Вам больше нравится критиковать уже состоявшихся звезд или находить новые таланты?
— Оба эти проекта разные, но и тот, и другой интересен. Нет, конечно, с людьми, которые уже чего-то добились на эстраде, на сцене, работать и общаться интереснее. И им самим это интересно. Для них шоу «Ты — суперстар» было чем-то новым. Для Анне Вески, например, Леши Глызина, Саши Иванова, Людмилы Сенчиной и многих других. Было очень много интересных постановок.
— Есть ли разница между украинскими и российскими талант-шоу?
— Мне трудно сказать, но, конечно, разница есть всегда. «Х-фактор» — это особый формат, это не «Ты — суперстар». Здесь нужно отталкиваться от специфики шоу. Что такое по сути «Х-фактор»? Это поиски новых талантов. Идея стара, как мир: «Алло, мы ищем таланты!» То, что было во все времена и везде. Просто форма вот такая — многоуровневая: предкастинг, кастинг, тренировочный лагерь, прямые эфиры. Такое изматывающее сито. Но суть-то в чем? В поиске талантов. Другие шоу сделаны по другому принципу. Здесь дело в самом формате. «Х-фактор», может быть, более креативное шоу в плане постановок, режиссуры номера, сценографии, машинерии (движущихся конструкций, тельферов). «Х-фактор» — прямые эфиры, «Ты — суперстар» шло в записи. Прямые эфиры накладывают очень много трудностей. Если бы это шоу шло в записи, то 75% всех проблем было бы решено.
— Вы смело критикуете как молодых артистов, так и известных. Приходилось за правду страдать?
— Нет. Моя критика никогда не была жесткой или невыдержанной. Она всегда аргументирована, и каждый мой довод подкреплялся каким-то анализом. Для меня важно не чисто спеть, а донести смысл песни.

— Вы читаете о себе в Интернете?
— В прошлом сезоне я ничего не читал в Интернете, у меня не было с собой ноутбука. А в этом году взял с собой iPad и читал всякие ветки на форумах. За редким исключением это клиника полнейшая. Особенно неадекватны, я считаю, фанаты Литвинковича и Аиды. Они какие-то дикие. Это тема для психиатров. Они считают, что виноваты судьи. Что я своими комментариями погубил Женю. Хотя я всегда говорил, как его люблю. Считаю, он не смог на проекте в полной мере раскрыть свой актерский потенциал.
Взять ту же Плаксину — за нее мало голосуют. Она нравится нормальным людям, а не диким сумасшедшим, которые бегают и скупают СИМки. Зло всегда побеждает, оно лучше организовано. Даже если его меньше, чем добра, то, как в пословице, капля дегтя бочку меда портит. Поэтому это ничтожное зло портит общую хорошую погоду, как эта капля дегтя. К сожалению. Голосуют ведь не за лучшего, а за того, чьи фаны лучше организуются. Голосование не отражает реального положения вещей.
Голосует ангажированная, скажем так, озабоченная публика. Эти дикие фан-клубы, скупающие СИМ-карты для голосования. Нормальная публика почти не голосует. И у меня есть подозрения, что голосуют против меня. Видимо, я их очень сильно раздражаю. Как красная тряпка быка. Мой номер на гала-концерте это доказал еще раз. Сказать честно, я на это и рассчитывал: что хотел, то и получил. Я был уверен именно в такой массовой реакции в Интернете. Я знал, что будет писать ущербная публика без чувства юмора, которая ревнует к чужому успеху. Они думают, что сидеть в жюри очень легко: просто сиди и что-то говори. А то, что у нас изматывающий график съемок никого не волнует. Вы думаете, почему рекламные паузы такие большие – по 15 минут? Мы же сидим 5 часов, никуда не выходим. Да элементарно выйти в туалет или чаю с бутербродом попить. А за 2-3 минуты до выхода мы должны уже сидеть в креслах — визажисты поправляют грим. Но публике это ведь не расскажешь, она ж этого ничего не понимает. Что от яркого света у меня болят глаза до сих пор, для публики это мелочи. Чужих проблем не бывает, бывают только свои. Публика лучше нас, судей-наставников, знает, какие песни надо давать, какие — не давать. Она считает, что сделала бы лучше. И мы иногда давали те песни, которые предлагались в Интернете. Так те, кто предлагали, потом все равно говорили, что не ту песню взяли. Всем не угодишь…

Сергей Соседов со своей подопечной Юлией Плаксиной

— Но у Дубцовой и Сереги тоже вылетели участники. Можно сказать, что и против них проголосовали…
— За группы обычно голосуют меньше. А вот то, что вылетели Сысоев и Плаксина, два самых сильных участника, это — шок.
— Тогда, может быть, стоит изменить саму систему голосования? Может быть, стоит взять на суперфинал большее количество судей, не имеющих подопечных, чтобы они определяли победителя шоу?
— Тогда это уже будет другая передача, не «Х-фактор». Тут такой формат, отступать от которого нельзя.
— Мы увидим Вас в четвертом сезоне «Х-фактора»?
— Не могу сказать абсолютно точно. Возможно, я буду участвовать в других программах. И потом, у меня есть мои собственные творческие проекты.
— Ваши авторские передачи?
— Нет. Возможно, я запишу еще несколько песен. На это есть спрос. Есть люди, которые хотели бы услышать меня как артиста. Очень многим понравилось мое выступление на прошлом гала-концерте с песней «Верни мне музыку» Арно Бабаджаняна. Песня, кстати, довольно сложная, не из двух нот и трех аккордов, но требующая и определенной вокализации, и вокально-артистической подачи. Я получил очень много высоких оценок. Причем от людей профессиональных. Именно поэтому на этом гала-концерте я выступил в гротескном образе. В общем, время покажет, какие планы осуществятся.
— Как пришла идея Вашего номера на гала-концерте?
— Инициатива шла от творческой группы. Номер был сделан за 2 дня. Я хотел сделать новую песню, совершенно неизвестную, но очень хорошую. Но она грустная и для гала-концерта она не очень подходила. Гала-концерт все-таки должен быть праздничным, ярким, песни должны быть веселыми. Но все равно было много грустных песен на эфире. Поэтому решили поставить веселую композицию, составленную из моих фраз на кастингах и эфирах.

Сергей Соседов во время исполнения своего номера на гала-концерте

— А фраза «Ты ляг — я здесь» из какой-то песни?
— Это было сказано Илье Ефимову, что ему не нужно даже ничего петь, а только эту фразу в сопровождении клубного микса и публика уже его. Эта строчка и стала идеей композиции. Мы еще в студии добавили слова: «Я лег – где ты? Я здесь!» Этой фразы нам показалось маловато, поэтому мы туда добавили еще мои реплики «укреплять низы», «шедеврально», «кантилена», «секс, секс, секс» и т.д. А что в клубах поют? Два слова. А тут у меня еще было много слов. Получился стеб чистой воды (смеется. – Авт.). Игровая, ироничная, китчевая вещь, не претендующая на самостоятельный эстрадный номер. Он может существовать только в рамках этого шоу: она из «Х-фактора» и об «Х-факторе».
У нас было мало времени на постановку — всего две репетиции. С балетом репетиций было чуть больше, а что делал я – это была моя импровизация. Хотя я хотел, чтоб и мои движения были поставлены, но было мало времени и я все придумывал уже на ходу. Номер получился. Конечно, он недоработан, его можно было сделать лучше, ярче, если бы было больше времени. Но концерт 5-часовой, репетиции проходили уже за полночь… Ни в одной стране гала-концерт на «Х-факторе» не идет 5 часов. В Великобритании, например, концерт идет полтора часа – час сорок максимум. Поэтому это колоссальная гонка, очень тяжелый рабочий процесс и отработать номер до мелочей было невозможно. Я рад, что очень многие зрители его поняли: и подходили после концерта, и звонили. Есть такие, кто и не понял: ни юмора, ни самоиронии. Дескать, пошло, грязно. Ну о чем с ним можно говорить, если они не понимают жанровости в шоу? С ними говорить бесполезно.
— Сергей, а в детстве Вы занимались музыкой, пели?
— Конечно. Я окончил очень сильную музыкальную школу по классу фортепиано. Пел в хоре, с нами очень серьезно работали, учили разбирать симфонии. Такая подготовка мне очень помогла в жизни.
— Вы не захотели быть музыкантом? Как выбрали свою профессию?
— Это все рука судьбы. Я ничего не выбирал. Я не знал, куда идти после школы. Помню, после 8-го класса хотел пойти в музыкальное училище имени Октябрьской революции. Но там не было фортепианного отделения. Было дирижерско-хоровое отделение, теории музыки, теоретико-композиторское и народное. На теоретико-композиторском надо было писать какие-то пьесы, а я как-то не видел себя в роли композитора. Оставалось дирижерско-хоровое, потому что в народном я ни на балалайке, ни на баяне не играл. Когда поступал, в приемной комиссии мне сказали: «Молодой человек, зачем вы сюда идете? Вы знаете, что это хор? Вас поступает всего два юноши, все остальные – девушки. Как вы себя видите в женском хоре?». На это я им ответил, что никак себя не вижу, я хотел на фортепианное, но его тут нет. В общем, мне пришлось идти в 9-й класс. О чем я нисколько не пожалел. Окончив 10 классов, понял, что мне нужна гуманитарная специальность. Общаясь с будущими музыкантами, педагогами, я интересовался перспективами после окончания музыкального учебного заведения. Стать педагогом по музыке где-то в школе я не хотел, это не мое. Композитором тоже я не буду. Пианистом?.. Я понимал, что никогда не буду играть так, как Рихтер и Гилельс, как бы я ни старался. Или как Андрей Гаврилов и Владимир Крайнев. Я понимал, что смогу играть больше для себя, для какой-то компании. И я решил пойти на филфак МГУ. Я очень любил литературу, у меня какая-то просто врожденная грамотность, я легко писал все диктанты. Но на филологическом был очень высокий конкурс. Я тогда не добрал баллы и не поступил. Нужно было идти работать. Тогда нельзя было не работать – иначе светила бы статья за тунеядство. Я пошел в редакцию газеты «Гудок» курьером. Папа где-то увидел объявление на улице в центре города, что требуются курьеры. Я тогда даже не знал толком, кто такие курьеры и в чем состоит их работа. В общем, меня взяли. Я попал в потрясающий коллектив старой школы журналистики. Людям было уже по 60, по 70 лет, старой закалки, старого воспитания. Газета со своей историей. Она занесена в книгу рекордов Гиннеса как старейшая рабочая газета в мире. Первый ее номер вышел в 1917 году. В ней работали Паустовский, Юрий Олеша, Ильф и Петров, Зощенко, Булгаков. Их портреты висели в специальном фойе. И многие из этих старых журналистов, редакторов отделов еще застали кого-то из той плеяды. Они принимали очень большое участие в моей судьбе. Спрашивали, как мне тут работается, нравится или нет, что собираюсь делать дальше. «Не вечно же курьером будете работать? Вам надо попробовать что-то писать» — говорили они. Для меня это было удивительно. Я — совершенно посторонний для них человек, курьер, вчерашний школьник, мальчишка! Нам в школе говорили: «Вы должны работать. Сейчас мы с вами в школе тут нянчимся, а ведь нигде на работе с вами так цацкаться не будут!» (смеется. – Авт.). «Прогуляли, опоздали — выгонят! Будете лапу сосать!». И вдруг я попадаю в коллектив, где все окружают меня вниманием. Я, например, не помню такого случая, чтоб на мое «Здравствуйте!» убеленный сединами редактор отдела или главный редактор – Геннадий Иванович Лаптев — не ответили. Чтобы на мое приветствие кто-то что-то буркнул, или невнятно произнес в ответ или вообще сделал вид, что меня не видит – такого не было. Но я как-то себя не видел журналистом, даже не мечтал об этом.
— А кем Вы хотели быть в детстве?
— В детстве хотел быть диктором телевидения. Помню, как садился перед зеркалом, брал программу передач и, подражая интонациям дикторов советского телевидения, — Светлане Жильцовой, Игорю Кириллову, Светлане Моргуновой, Ангелине Вовк, Валентине Леонтьевой, – читал. Если вы посмотрите очень внимательно, то можно заметить, что все это я использую и сегодня. (улыбается. – Авт.). Меня этому никто не учил. (И тут Сергей Васильевич начинает с выражением читать эту программу передач, на ходу импровизируя. — Прим. авт.). Сегодня так дикторы не говорят, нет логических интонаций и пауз, движение голоса идет порой нелогично.
Еще я хотел быть фокусником-иллюзионистом. Я любил журнал «Наука и жизнь», где был раздел с фокусами, который вел Арутюн Акопян – замечательный наш манипулятор, народный артист СССР. Ой, какие были личности на экране!
— Как получилось, что первое интервью Вы сделали с Эдитой Пьехой?
— Я сам вызвался. Я тогда еще был курьером, но поскольку все подталкивали меня писать, то меня и послали на интервью. Я еще с детства понимал, что если что-то я делаю и делаю впервые, это должно быть сделано идеально. Я всегда понимал, что мой первый блин не должен быть комом. Иначе второго может вообще не быть. Первый раз права на ошибку быть не может.
У Пьехи была тогда программа «Мои друзья» к ее 50-летию. Это был 1988 год. Одна из очень сильных ее программ. Я даже ее считаю самой сильной за всю ее карьеру. Великолепный концерт, живой звук, два отделения. Я такой Пьехи больше не видел – она была ослепительной. Как она пела, как преображалась в костюмах! Пела и старые, и новые песни (напевает некоторые из них. – Прим. авт.). В общем, программа произвела на меня большое впечатление, и после концерта я пошел к ней за кулисы. В то время это можно было сделать запросто, потому что не было никакой охраны на служебном входе, в кулисах не стояли эти мордовороты. В лучшем случае, у входа сидела старушка с телефоном и спрашивала: «Молодой человек, вы к кому? Вам назначено? Я сейчас узнаю!». И все поклонники пошли за кулисы. А Пьеха всегда дает всем автографы. Я подарил ей цветы, она мне дала автограф на пластинке. Я дождался, когда поток людей схлынет и попросил об интервью для газеты «Гудок». Она сказала, что сейчас у нее времени нет, она уезжает в Ленинград. Но скоро у нее там будет программа «Памяти Александра Броневицкого» и примерно через пару месяцев фестиваль «Музыкальная весна». Эдита Станиславовна дала мне телефон директора Ленинградского детского дома №53, с которым она тогда и сейчас дружит, Нины Вячеславовны Чувашовой и сказала, чтоб я с ней договорился: она меня поселит, а потом мы встретимся и поговорим. Вот так все и было. В редакции мне оплатили дорогу, я поехал и привез интервью. Интервью опубликовали, оно стало лучшим интервью номера. Мне заплатили повышенный гонорар – 75 рублей. А за обычное интервью платили 65 рублей. Как курьер я получал 70 рублей в месяц. И на эти деньги можно было жить. Это были не нищенские деньги. Это была минимальная зарплата в Советском Союзе.
— Когда Вас стали узнавать, просить автограф?
— После «Акул пера». Я пришел туда в 1995 году и сразу как-то быстро стали просить автографы.
— Вам мешает популярность?
— Нет, мне не мешает. Даже помогает. Люди становятся как-то доброжелательней, когда меня узнают. Говорят очень много добрых слов. Я с ними охотно общаюсь, даю автографы, фотографируюсь. Иногда бывает какое-то чрезмерное внимание. Например, в перерывах на «Х-факторе» подходит очень много людей, и очень устаешь. А так популярность только помогает, и я благодарен людям за такое внимание ко мне.
— Чего не хватает современным молодым исполнителям, чтобы стать популярным человеком, личностью в музыке и шоу-бизнесе?
— Не хватает багажа знаний, образования, кругозора, нет широкого взгляда на мир. Они все очень локально, очень узко мыслят. Упираются, как писал Маяковский, в свое корыто. Вот такое, к сожалению, индивидуалистическое сознание. Отсюда нежелание читать, упрутся в компьютер и больше ничего им не надо. А компьютер — это иллюзия мира, нет общения с природой, мало живого общения с людьми. Отсюда нет личностей, зациклились на своем мелком и дальше своего носа не видят. Сама эпоха не рождает личностей. Сегодняшние молодые люди выросли на этих ужасных американских мультиках, которых многие дети боятся. Отсюда агрессия, отрицание красоты, какой-то культ уродства. Взять те же гламурные журналы: какие там ужасные прически — какое-то жуткое мелирование, макияж с ужасными подводками, лица у моделей какие-то холодные, гадливые, в глазах презрение. Все такое неприятное, циничное, никакой доброты, лучезарности. И это сегодня воспитывает людей. Иронию, юмор сейчас мало кто понимает, что такое самоирония не знают вообще. Вот все это породило поколение одинаковых артистов, нет индивидуальности, все унифицировано.
Оболгали все советское, сказали, что там было все унифицированное, что там мы были какими-то винтиками. А вот там-то как раз ничего унифицированного не было, ценилась индивидуальность. Я это все сам хорошо знаю – по школе, по университету. Я имею в виду времена Брежнева, Черненко. Потом уже все стало рушиться.
Тогда было так: если ты примерный ученик, ведешь в школе общественную работу (а я вел политинформации, даже висел на доске «Ими гордится школа»), тебе очень многое прощают, и ты себе можешь очень многое позволить. Например, длинные волосы, я мог не прийти на какой-то урок или даже вообще пропустить целый день занятий безо всяких справок. Я вел шикарные политинформации, меня посылали их читать в разные классы, я рассказывал без бумажки. Мои доклады всегда были от первого лица, меня ставили в пример. В 9 и 10 классах мы учились 6 дней, и я брал дополнительный день на отдых. Выбирал день, когда не было контрольных, сочинений, диктантов. Об этом знали и классный руководитель, и директор школы. Но я всегда приходил на любой урок железно подготовленным, все домашние задания были выполнены, ко мне не было никаких претензий. Я мог спорить с учителями, если был с ними не согласен. И со мной считались. Так что я «винтиком» не был никогда, ни в какие времена.
— Какие качества могут не присутствовать у артиста в жизни, но которые он обязательно должен проявлять на сцене?
— Артист должен быть артистом. Сцена требует актерского мастерства, умения владеть своими эмоциями, умения показать их в нужный момент. Человек может быть искренним в жизни, но на сцене, если он волнуется, если он это волнение не умеет сублимировать в пение, – грош цена его искренности. Между артистом и публикой должен быть обмен энергией, процесс взаимопроникновения. Нужно уметь оставить за кулисами все проблемы, плохое настроение и остаться наедине со зрителем, с песней. Задача артиста донести слова песни, ее «душу». В человеке, выходящим на публику, должна быть актерская сущность. Тогда ее можно развить при помощи психолога, педагогов, режиссеров и т.д.
— Вы сами подбираете себе одежду?
— На «Х-факторе» нас одевают стилисты.
— А в повседневной жизни Вы так ярко не одеваетесь?
— Нет, я люблю джинсы, футболки, свитера. Я не люблю помпу, для меня главное, чтоб одежда была удобна, чтоб сочеталась по цветам и была практичной.
— Какая музыка Вам нравится?
— Я люблю разную музыку. Но больше, конечно, классическую — я на ней вырос. Я и сам ее переиграл очень много: прелюдии и фуги Баха, например. Современную музыку слушаю, чтобы просто быть в курсе. Музыка, которая нужна для моего мира, для моего душевного состояния, уже давно написана. Я ничего нового не ищу. Мои все пристрастия – классические: Алла Пугачева, Далида, Лидия Русланова, Муслим Магомаев, Ободзинский. Да! Еще самая моя любимая группа – «Queen» и Фредди Меркьюри. Ну, и еще «ABBA».
— Вы участвовали в шоу «Танцы со звездами». Как Вы решили участвовать, занимались ли в детстве танцами?
— Нет, я танцевал только на дискотеках. На проекте мы занимались по 3-4 часа с моей партнершей Анной Олефиренко. Я там делал то, что другие не делали. Мой танец всегда имел какое-то посвящение. В танце, посвященном Людовику XIV, мы хотели показать то время, когда фрейлины носили на руках своих фаворитов, королей. Это был эксцентрический танец с юмором, но, опять-таки, его не все поняли. Был танец, посвященный Ивану Грозному, были посвящения великим актерам, фильмам, литературным героям. Но самое интересное, на что мы не могли рассчитывать – это сумасшедший успех танца Дарта Вейдера и принцессы Леи. Номер мы подготовили за пару дней, т.к. я заболел и пришлось сделать паузу в репетициях. Там было много юмора, импровизации и танец имел колоссальный успех. Из 14 пар мы заняли 5-е место. Это очень хороший результат.
— Как любите отдыхать? Это активный отдых или на пляже у моря?
— Я люблю экскурсии. У моря валяться не люблю, загорать мне нельзя – я очень быстро сгораю. Плавать не умею. Так, могу побарахтаться у берега.
— Какие страны Вам понравились больше всего?
— Я люблю Европу – Рим, Париж, Прагу, Барселону. Таиланд – это не мой климат, там, как в бане. Менталитет людей мне не понятен, тайцы, как будто с другой планеты. Хотя на Бали мне понравилось. Еще мне нравится Америка: западное побережье — Калифорния, Сан-Франциско (самый необычный город в мире, непохожий ни на какой город) и восточное – Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон.
— Вам нравится наш город? Есть ли любимое место в Киеве?
— Киев очень люблю. Он мне напоминает старую Москву. Ботанический сад люблю, парки, скверы. Здесь очень уютно. Очень понравился парк, где стоит памятник Лесю Курбасу. В Киеве много старинных особняков, зданий. Город сохранил свое старое лицо.
— Что сейчас читаете?
— «Музыканты и медицина» Антона Ноймайера. Это немецкий психотерапевт, врач, который рассказывает о болезнях композиторов-гениев, как эти болезни влияли на их творчество. Книга очень интересно написана.
— У Вас есть талисман?
— Нет. Я этого не люблю. Никогда с собой ничего не беру. Более того — мне лишние вещи мешают. Я не ношу ни цепочек, ни колец. Я люблю, чтобы все дышало. Иногда могу надеть какое-то украшение для какой-то съемки.
– Что больше всего цените в людях?
— Ум. Это качество №1. Это самая большая роскошь, которую может позволить себе человек. Это не значит, что человек должен окончить пять институтов. Умным может быть и крестьянин, и доярка. Это дается во многом от природы, умение осмысливать, делать выводы, уметь понимать другого человека. Еще ценю порядочность, добродушие.
– Ваша главная черта характера?
— Не знаю. Я про себя так мало знаю.
– Ваш главный недостаток?
— Ветреность. Неумение довести начатое дело до конца.
– Чего Вам не хватает для полного счастья?
— Любимого человека. Большую часть свободного времени я провожу в одиночестве. Где его найти, этого человека? Не знаю.
— Вы есть в соцсетях?
— Нет, ни в каких соцсетях меня нет. У меня есть мой блог, но я туда не заходил больше двух лет, не обновлял письма. Там висит 17 писем. Они и сейчас не устарели. Это вечнозеленые темы, так как и сегодня они актуальны. Это письма о жизни, о музыке, это ответы на вопросы, это то, что всегда интересно. Они даже могут быть главами из книги. Я никогда не пишу, что был там-то, пошел туда-то на тусовку, встретил того-то, мы выпили столько-то, а эта напилась и пришлось сажать на такси (смеется. – Авт.). Я эту ахинею не пишу. Зачем марать Интернет-пространство и плевать в вечность?
— А Вы не хотите написать книгу?
— Если и напишу, то не сейчас, а ближе к концу жизни. Это должна быть книга о времени, о себе, о музыке, чему я был свидетелем. Это встречи с очень интересными людьми: певцами, музыкантами, поэтами и т.п. Когда это уже будет достоянием истории, и я смогу более трезво и взвешенно рассказать о прошедших событиях. И потом, чтобы книга была книгой надолго, действительно интересной, надо писать о том, что уже ушло, чтобы это был документ времени моими глазами, моими устами.

— Сергей, что Вы пожелаете нашим читателям?
— Жить, не жалея ни о чем, радоваться каждому новому дню. Желаю быть более внимательными друг к другу, чаще встречаться в жизни, а не общаться по телефону или Интернету. Желаю удачи и неудачи принимать с благодарностью, потому что все имеет свою логику. Всякие наши неудачи все равно стимулируют удачи и ведут к ним. Неудачи и удачи – две стороны одной медали. Как в фильме Рязанова: «Что тебе назначено природой – надо благодарно принимать». Вот именно это я и хотел бы пожелать читателям.
Беседовала Елена ТИМКО

Комментирование закрыто.